История запретов и ограничений – как это было с первых дней

Цензура – это особое слово для всей российской истории. Как только в государстве начало проявлять себя книгопечатание, сразу появился контроль над словом. В процессе своего развития цензура приобретала различные формы, однако всегда отличалась удивительной стойкостью.

 

 

Особенно пристальное внимание всегда уделялось средствам массовой информации как инструменту влияния на общечеловеческое сознание. Бытует мнение (не безосновательное), что это очень мощное оружие, которое обладает колоссальным потенциалом. Чтобы поближе познакомиться с этим явлением, мы расскажем историю возникновения и развития цензуры, проследим за формами её бытования.

 

Первым цензурным документом традиционно считается «Стоглав». Это сборник решений Земского и Церковного соборов 1551 года. Он возник как результат разрозненности княжеской власти и невозможности принятия единых законов. В «Стоглаве» регламентировались церковные книги и переводы религиозных текстов: за ошибки или распространение неканоничных текстов предусматривалась мера наказания. В 17 веке подлинность «Стоглава» поставили под сомнение, а также начали активно ругать за алогичность и грубость. В 1667 году на те части документа, которые не совпадали с реформой патриарха Никона, было наложено проклятье.

 

Сначала в России никому даже не приходило в голову, что кого-то можно наказывать за оскорбление власти, поэтому отыгрывались на почве религиозных дел. Однако как только к власти пришёл Пётр I, всё радикальное изменилось. Император был пристрастен к делам цензурным и очень любил разного рода корректуру. Особенно не повезло духовенству. Известно, что монахи воспринимали его как Антихриста. Как только Петру надоело руководить цензурой, он, недолго думая, просто запретил писать в монастырях. Точнее, монахи могли писать, но немножко – всего пару минут в день, но делать это нужно было под присмотром, да и личных письменных принадлежностей никто не имел права иметь. Это заставило монахов только лишний раз утвердиться в своей правоте.

 

Первым человеком, кто пострадал за искусство, был Василий Кириллович Тредиаковский. В одно из его стихотворений была строка, где императрица Анна Иоанновна была названа «императрикс». Власти, естественно, тут же обратили внимание на такое кощунство и начали проводить расследование. Задержали как поэта, так и всех, у кого эти стихи были обнаружены. Тредиаковский, конечно, начал  тут же оправдываться и объясняться, мотивируя свой поступок тем, что слово заимствовано из латинского языка, а русское попросту не влезло бы в строку.

 

Об опасности свободы слова рассуждал и легендарный Михаил Ломоносов, имя которого носит один из самых известных и престижных ВУЗов страны. Он сам сильно пострадал от отсталости Святейшего синода, который постоянно писал доносы на передовые исследования учёного. Правда, императрица Елизавета Петровна закрывала на них глаза, однако гелиоцентрические воззрения сильного досаждали представителям христианства.

 

Императрица Екатерина II  была крайне противоречивой женщиной, поскольку умудрялась одновременно любить и европейское Просвещение, и абсолютную власть. В 1783 с её подачи были разрешены вольные типографии, в одной из которых поспешил напечатать своё «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищев, однако через некоторое время за одну из глав этой книги писатель был казнён. Непоследовательной женщиной была императрица, что и говорить. Уже в 1796 году она организовала единую систему цензуры книг и театров.

 

Когда к власти пришёл Павел I, цензура заиграла всеми цветами радуги. Был назначен главный цензор, который принялся наперебой всё запрещать, в том числе детскую книгу, невинные рассказы и даже учебники.

 

Впрочем, Павла I постигла незавидная участь- его убили. Его сын – Александр I – решил взглянуть на цензуру по-новому. При каждом округе он основал университеты, которые должны были отвечать за цензуру. Кроме того, появился цензурный устав. В этот период цензуру проходило всё, что не шло  «против закона Божия, правления, нравственности и личной чести какого-нибудь гражданина». Единственное, что не имело шансов выйти в печать, это материалы про мистику и масонство.

 

В период правления Александра II наступили вольные времена и великие реформы. Книги, объём которых составлял более ста шестидесяти страниц, могли выходить без цензуры. Что касается газет и журналов, то они могли не отправлять материалы на согласование. Единственный момент – если статья оказывалась неугодной, издательство получало предупреждение. Всего на долю каждого издательства выпадало три предупреждения, после последнего его закрывали.

 

Алесандр III решил несколько видоизменить государственную цензуру и начал с прессы. Он приказал обер-прокурору Святейшего синода Победоносцеву всячески бороться со средствами массовой информации,  в чём последний, нужно сказать, преуспел. Более того, он считал прессу  «самой ужасной говорильней, которая во все концы необъятной русской земли, на тысячи и десятки тысяч верст, разносит хулу и порицание на власть, посевает между людьми мирными и честными семена раздора и неудовольствия, разжигает страсти, побуждает только к самым вопиющим беззакониям».


Однако такое радикальное отношение касалось не всей прессы, а лишь её неугодной части, потому как на содержание лояльных СМИ император тратил из государственной копилки колоссальные средства, аргументируя это тем, что на двугривенный нельзя основать «хорошую консервативную газету».

 

Николай II был одним из наименее эффективных борцов за власть. Точнее, он очень сильно старался, но 1905 и 1917 годы ему сильно помешали. Он приветствовал развитие лояльной прессы и просил, чтобы министр внутренних дел воздействовал «на редакторов, напомнив некоторым из них верноподданнический долг, а другим и те получаемые ими от правительства крупные денежные поддержки, которыми они с такой неблагодарностью пользуются».

 

Большевики решили не повторять старых ошибок, однако цензура претерпела некоторые изменения: теперь стали говорить, что именно нужно писать. Ни о какой свободе слова, конечно, не было и речи.  «Свобода печати в РСФСР, окруженной врагами всего мира, есть свобода политической организации буржуазии и ее вернейших слуг — меньшевиков и эсеров. Это факт неопровержимый. Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас и во много раз. Дать ей еще такое оружие, как свобода политической организации (свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации) — значит облегчать дело врагу, помогать классовому врагу. Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем».

 

Позднесоветская цензура все больше напоминала то,что происходит сейчас. Это и карательная психиатрия,и возмущенные требования разобраться со стороны общественности, и профилактические беседы. Впрочем, изменилось не многое. То, что происходит сейчас, вы можете наблюдать и своими глазами.